— Купец ни при чем, ваша милость, — с лавки послышался слабый голос Замосцкого. — Он хотел Арни остановить, но тот его не послушался. Я все слышал, хотя с командором дрался. Тот меня оглоблей по ногам…
Кастелян скривился от боли, лицо сморщилось, как у новорожденного. Но стон сдержал и тихо промолвил:
— Клятву ту его помните, ваша милость?
— Помню, Ярослав, помню. Такое не забывают.
— Хромой сам на фон Верта напал…
— Неважно! Он убил моих людей, а купец его соучастник.
— Новак только грамоту крестоцеловальную написал… И подписался, как послух, когда фон Верт приказал.
— Что?! Он подписался под грамотой?! Где она?!!
— Командор с собой увез, ваша милость, — угодливо согнулся трактирщик, не забыв притворно охнуть. — Сказал, что под иконами хранить будет, в орденской церкви.
— В Лиенце, у самого папы?!!
Сартский вскрикнул и тут же смертельно побледнел, в мгновение лишился сил, тяжело опустившись на лавку.
— Так вот оно что получается, — только и вымолвил магнат, и его губы выдавили едкую улыбку. А затем беззвучно зашептали: — Под иконами, значит… А если с Новаком что-нибудь случится в дороге, то фон Верт обвинит меня в этом сразу, имея на руках такую бумагу. Он все и подстроил, а я, не подумав, чуть-чуть в этот поставленный капкан не залез. Пока у него на руках этот лист, трогать Новака нельзя, ни в коем случае. Ах ты…
Все находящиеся в зале притихли, пытаясь разобрать тихий шепот, вот только расслышать ничего не смогли. А пан Сартский неожиданно поднялся с лавки, и его голос вновь загремел в зале:
— Зденека ко мне и Ярека. Немедленно!
Отдав приказ, магнат подошел к трактирщику и покровительственно хлопнул его по плечу. От сильного шлепка тот чуть ли не осел на пол, но сложил губы в умилительно-покорной улыбке.
— Полторы сотни потерял? Ничего, ты у меня ушлый, свое вернешь. В этом году свою пятину можешь не платить, да на шашни твои глаза закрою, — пан говорил добродушно, вот только голос не вязался с его цепким взглядом, которым он ощупывал хозяина трактира. — И смотри у меня, да татей предупреди! Без лихоимства и душегубства делишки вершите, а то развешаю на деревьях!
— Ваша милость! Да что вы такое говорите?! — сложив руки на груди, умоляюще залопотал трактирщик. — Какое лихоимство и душегубство?! Вот вам истинный крест, я такими делами не занимался никогда, даже в мыслях такого и близко не было…
— Ври больше, — отрезал магнат и усмехнулся. — Такое про тебя говорят последнее время. За меня спрятаться хочешь?!
— Что вы, ваша милость!
— Ладно. Вели стол накрывать, с ночи в дороге. — Сартский повернулся к вошедшим в зал воинам: — Зденек! Ты поедешь сейчас за купцом. Но не трогай и другим не давай. Ты меня понял?
— Понял, ваша милость, — воин недоуменно посмотрел на сюзерена, но сильного удивления не выказывал. Пан иной раз резко менял свое мнение и отдавал совсем другие приказы, чем раньше.
— Ты только ему дорогу затяни, Зденек. Людей наперед отправь, пусть мостик через Быстрянку разберут. Пока к броду пойдет, а там в обход, пара дней лишних набежит. Доведешь до самого Кракова, отметишься там, пусть все знают, чьи воины обоз сопровождали. И жди приказа.
— Какого, ваша милость?
— Если в пути получишь мой перстень, вот этот, — Сартский снял перчатку, на пальце сверкнул кровавой каплей большой рубин, — то делай то, что я раньше велел — купец в Краков не должен попасть в этом случае.
— Да, ваша милость, — воин поклонился. — Он туда не попадет!
— Тогда езжай, догоняй купца. А ты, Ярек, отправь загоны по всем дорогам — нужно найти и поймать фон Верта. Далеко со своей повозкой он вряд ли уйдет. Но хитер, а потому перекрой все дороги, особенно те, что к орденским селам или к Бужовскому ведут!
— Сделаем, ваша милость, — крепыш лет двадцати без угодливости поклонился и тут же выпрямился. Хоть и молод еще, но уже опытный воин. — Людей только с нами мало.
— К вечеру всех соберем. Отправь гонца к пану Завойскому, пусть присоединяется, ему же прямая выгода, раз он на эти села глаз положил. И вот еще — в загонах пусть по десятку воинов будет, но самых опытных.
— Это на двоих орденцев?
Усмешки или удивления в голосе Ярека не чувствовалось совершенно, только одна холодная деловитость.
— Нет, пусть будет дюжина, никак не меньше. — Пан Сартский гневно сверкнул глазами, рука крепко вцепилась в рукоять рыцарского меча. И тихо добавил, скривив в оскале губы: — Этот командор десятка воинов стоит, как говорят. Да и сноровки своей не растерял, вон, пану Замосцкому ногу сломал и двух воев убил, одного покалечил. А с ним еще орденец с шляхтичем Бужовского, а те тоже драться умеют. Нет, меньше дюжины в отрядах быть не должно — я не желаю понапрасну терять своих воинов. И всем скажи — охота не на лису пойдет, а на матерого волка!
— Надо ехать подгорьем, ваша милость, иначе догонят. Там есть отворот с тракта, к вечеру уйдем из владений пана. — Чеслав, освобожденный в трактире пленник, выглядел несколько обеспокоенно.
Никитин и сам прекрасно понимал, что нужно уходить немедленно и сделать большой крюк в сторону, чтобы сбросить возможную погоню с «хвоста». Но что представляет собой искомое для них Бяло Гуру, он не знал и спросил об этом освобожденного им в трактире холопа. И парень охотно начал свой рассказ…
Андрей слушал, мотал на ус да оглядывался по сторонам. Чеслав все рассказывал и рассказывал, а за ними бодро катилась повозка, влекомая парой сытых и крепких коней и управляемая Досталеком.