Крестоносец из будущего. Самозванец - Страница 45

Вот только насчет защитных функций Никитин сильно сомневался — от касательного удара железная рубашка, может, и защитит, но прямой тык меча или копья окажется для его здоровья фатальным. Как и точное попадание арбалетного болта. Это страшное оружие, недаром церковь его запрещала.

Непонятно только, почему оно здесь распространено, да еще в столь раннее время — на этот вопрос Андрей ответа дать пока не мог, но чувствовал, что в этом мире кое-что, а может и многое, пошло совсем по-иному. Неужели война с мусульманами за освобождение христианских земель резко подстегнула развитие?!

Перевязь с длинным мечом кастеляна была закинута через плечо, кольчужный капюшон отодвинут на затылок. Имелся еще шлем, островерший, с кольчужной бармицей и стрелкой, защищавшей нос от поперечных ударов, но Андрей пока отложил его на повозку.

— Брат-командор, что с этим гадом делать? — Арни показал на лежащее возле телег окровавленное тело трактирщика. — Добить прикажете?

Чех дернул рукой, и клинок пополз из ножен. Старый орденец так воспринял молчание командора.

— Отлейте водой, пусть в себя придет, — равнодушно бросил Андрей, вид его был грозен, хотя внутри бушевал хохот.

«Действительно прохиндей и актер хороший. Можно подумать, что его до полусмерти мамаевой ордой излупили и стая упырей потом истерзала. Если бы я сам не принимал режиссерского участия в этой постановке, то враз поверил бы. А так прямо всплакнуть хочется над невинной жертвой орденского произвола».

Два ведра колодезной воды, щедро вылитые Чеславом и Досталеком на хозяина, привели того в чувство. Трактирщик застонал, завозился в грязи и попытался приподняться.

Вот только это оказалось затруднительным — Никитин предварительно поставил свой новый кожаный сапог тому на грудь и упер острие меча в шею:

— Ну что, тебе глотку перерезать? Или как?

— Я все отдам, ваша милость. Все, что есть! У меня здесь полсотни злотых и серебра на двадцать марок. Больше ничего нет! Все отдам, если жизнь мне даруете!

— Убить бы тебя, да ладно, я добрый сейчас. Будешь жить! Арни! Чеслав! Взяли его за руки и волоките туда, где он деньги спрятал. Да нос расквасьте, если торопиться не будет.

Парни тут же подняли хозяина и поволокли безвольное тело к трактиру. Никитин огляделся, зная, что за ним подглядывает множество любопытствующих глаз.

Во дворе было многолюдно, суетились возницы, суматошно бегали слуги и девки — купеческий обоз спешно готовился покинуть «гостеприимный» постоялый двор.

Андрей усмехнулся — Новак явно не хотел задерживаться здесь лишней минуты, словно чуял неприятности. И тут купец был прав, хотя он сам даже не намекал ему о ночных словах кастеляна.

Никитин еще раз усмехнулся краешками губ — интуиция великое дело, если есть, и размеренным шагом пошел вслед за своими парнями.

Столы в зале были свободны как от яств и пития, так и от посетителей. Зато сама комната была освещена факелами, да на крайнем столе стоял массивный бронзовый подсвечник с тремя свечами.

За столом сидел купец, торопливо дописывающий лист бумаги гусиным пером. Кастелян лежал на лавке, около него стоял один из чешских воинов.

Второй охранник, суровый видом, с выбритой головой и выкрашенными в синий цвет длинными усами, стоял чуть в стороне, с самым безмятежным видом.

Но на вошедшего Андрея он снова взглянул цепко, взгляд за секунду стал оценивающим, словно вояка прикидывал, как будет с ним драться в очередной раз.

Никитин ответил тем же, но выбритый бодаться глазами не стал, примирительно улыбнулся и сделал шажок в сторону, как бы демонстрируя — «в чужие разборки не вмешиваюсь».

— Ваша милость, я все написал. Прочтите.

Купец с поклоном протянул бумагу. Андрей подошел ближе к свечам и чуть громко не выругался — знакомые буквы кудрявились на листе. Хорошо бы немецкий или польский, тут можно было бы понять, о чем идет речь, но текст был написан по-латыни.

«Капец. Как же я сразу не „въехал“, что латынь здесь международный язык, тем паче письменный. Настоящий командор знать ее обязан, он же и воин, и монах. Но я-то… Надо как-то выкручиваться».

— Прочти на польском, — он протянул бумагу купцу. — Пану Замосцкому будет понятнее.

Сказал равнодушно, но внутри замер в тоскливом ожидании — а ну как кастелян знает латынь?!

Однако поляк латынью явно не владел, а потому промолчал, чуть кривя лицо от сдерживаемой боли.

— «Пан Ярослав Замосцкий, кастелян пана Конрада Сартского, обязуется вместе со своими воинами немедленно отдаться под суд командора ордена Святого Креста Андреаса фон Верта за попытку пленения оного командора в нарушение Закона Божьего. И будет находиться в таком состоянии, пока пан Сартский не отпустит рыцаря ордена Святого Креста Стефана Зарембу, с людьми, оружием и прочим имуществом, коего удерживает в своем замке насильно, в нарушение Божьего Закона, честно и беспрепятственно. В чем клянусь именем Господа Нашего и крест целую». Все, герр командор.

— Зер гут, — коротко ответил Андрей и равнодушно спросил лежащего на лавке кастеляна:

— Поклянетесь выполнять это условие, пан Ярослав? Не нарушите ли крестного целования?

— Нет, — сразу отозвался кастелян и с трудом уселся на лавке. Медленно перекрестился. — Клянусь!

— Тогда подпишите, пан Ярослав!

Внутри Андрея бушевал пожар ликования, но ни одной искорки веселого пламени не выскакивало наружу. Наоборот, голос его был сух и деловит. Не время радоваться, пока на бумаге не остался росчерк чернил.